Пост опубликован: 28.01.2019
Michail Lermontow(Михаил Лермонтов)
Die drei Palmen(Три пальмы)
Stolz wuchseil, umgeben von Wüstensand,
drei Palmen empor in arabischem Land.
Dort brach aus unfruchtbarem Erdreich so hell
mit kühlem Wasser ein murmelnder Quell.
Der Schatten der Bäume beschirmte ihn gut
vor'Flugsand und vor der Strahlen Glut.
Die Jahre verrannen. - Von keinem erkannt,
als ein müder Pilger aus fremdem Land
mit flammender Brust kam zum kühlenden Bach;
eh er sich geneigt unterm schützenden Dach,
da welkte bereits in der Sonnenglut
der üppigen Blätter klingende Flut.
Wider Gott schrien die Palmen in leisem Zorn:
„Sind wir nur gescharfen, um hier zu verdorrn?
Wuchsen nutzlos und blühn nun im Wüstensand,
von Stürmen gebeugt, von der Hitze verbrannt,
um nicht einen freundlichen Blick zu erfreun? ...
Dein heiliger Spruch kann, o Himmel, nicht recht sein!
Jedoch in der Ferne, kaum daß sie schwiegen,
schon Säulen goldgelben Staubes aufstiegen,
mißtönender Glocken Laute erklangen;
mit Teppichen bunt waren Lasten behangen.
Leicht schaukelnd wie Boote auf dem Meer
kamen, scharrend den Sand, die Kamele einher.
Und zwischen den harten Höckern schwangen
die Sänften, von bunten Tüchern verhangen.
Oft hoben sie dunkle Händchen empor,
und schwarze Augen blitzten hervor ...
Den sehnigen Leib zum Bogen gespannt:
So spornt seinen Rappen des Arabers Hand.
Auf bäumte das schwarze Roß sich zuweilen
und sprang wie ein Luchs, getroffen von Pfeilen.
Um des Reiters Schultern, nachlässig gehalten,
Sanen weiß das Gewand in schönen Falten.
La Galopp jagte schreiend und pfeifend er;
bald warf er ihn, bald fing er den Speer.
Schon kam lärmend die Karawane heran,
im Schatten man fröhlich zu lagern begann.
In klingende Krüge ward Wasser gefüllt;
stolz nickten die Palmen, das Haupt laubumhüllt.
Zum Gruß für die Gäste, vom Zufall gesendet,
hat freigiebig Wasser das Bächlein gespendet.
Kaum fiel auf die Erde der Dämmerschein,
da hieb schon die Axt auf das Wurzelwerk ein.
Der Jahrhunderte Zöglinge stürzten herab
ihre Kleidung rissen die Kinder ab.
In Stücke zerschlug die Axt ihre Glieder,
bis zum Morgen brannten im Feuer sie nieder.
Kaum war der Nebel gen Westen' verflogen,
als schon ihres Weges die Reisenden zogen.
Auf wüster Erde als traurige Spur
lag kalte und graue Asche nur.
Die Sonne verbrannte, was übrigblieb;
verwehender Wind in die Wüste es trieb.
Und alles ist ringsum jetzt öd und leer,
mit dem Bächlein flüstern die Blätter nicht mehr.
Nach Schatten umsonst zum Propheten es fleht.
Vom heißen Sand nur wird es verweht,
wo einsam der Wüstengeier kreist
und über ihm seine Beute zerreißt.
В песчаных степях аравийской земли
Три гордые-пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков.
И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.
И стали три пальмы на бога роптать:
«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?
Без пользы в пустыне росли и цвели мы,
Колеблемы вихрем и зноем палимы,
Ничей благосклонный не радуя взор? ...
Не прав твой, о небо, святой приговор!»
И только замолкли - в дали голубой
Столбом уж крутился песок золотой,
Звонков раздавались нестройные звуки,
Пестрели коврами покрытые вьюки,
И шел, колыхаясь, как в море челнок,
Верблюд за верблюдом, взрывая песок.
Мотаясь, висели меж. твердых горбов
Узорные полы походных шатров;
Их смуглые ручки порой подымали,
И черные очи оттуда сверкали ...
И, стан худощавый к луке наклоня,
Араб горячил вороного коня,
И конь на дыбы подымался порой,
И прыгал, как барс, пораженный стрелой;
И белой одежды красивые складки
По плечам фариса вились в беспорядке;
И, с криком и свистом несясь по песку,
Бросали ловил он копье на скаку.
Вот к пальмам подходит, шумя, караван:
В тени их веселый раскинулся стан.
Кувшины звуча налилися водою,
И, гордо кивая махровой главою,
Приветствуют пальмы нежданных гостей,
И щедро поит их студеный ручей.
Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнем.
Когда же на запад умчался туман,
Урочный свой путь совершал караван;
И следом печальным на почве бесплодной
Виднелся лишь пепел седой и холодный;
И солнце остатки сухие дожгло,
А ветром их в степи потом разнесло.
И ныне всё дико и пусто кругом -
Не шепчутся листья с гремучим ключом:
Напрасно пророка о тени он просит -
Его лишь песок раскаленный заносит,
Да коршун хохлатый, степной нелюдим,
Добычу терзает и щиплет над ним.